Я клавишей стаю кормил с руки
Под хлопанье крыльев, плеск и клекот.
Я вытянул руки, я встал на носки,
Рукав завернулся, ночь терлась о локоть.
И было темно. И это был пруд
И волны. — И птиц из породы люблю вас,
Казалось, скорей умертвят, чем умрут
Крикливые, черные, крепкие клювы.
И это был пруд. И было темно.
Пылали кубышки с полуночным дегтем.
И было волною обглодано дно
У лодки. И грызлися птицы у локтя.
И ночь полоскалась в гортанях запруд,
Казалось, покамест птенец не накормлен,
И самки скорей умертвят, чем умрут
Рулады в крикливом, искривленном горле.
1915
I fed them by hand, the flock of piano keys.
To the sound of wings flapping, flashing, coos.
I stretched out my hand and stood on tip toes,
Up to the night, sleeves rolled, rubbing elbows.
Soon it was dark, and the pond lay before me,
The waves. I love you, dear birds of nature;
It seemed more likely they would cause a rupture
Than die themselves, black, noisy, forceful beaks.
And it was the pond. In pitch black darkness.
The barrels of streetlights burned midnight oil
And the bottom of the boat gnawed by a wave,
The birds pecking and quarreling underhand.
The night gurgling in the throats of twig dams.
It seemed as long as the fledgling went hungry,
The females would sooner be killed than silenced,
The thrills in their vociferous, constricted throats.
Translated from Russian by Alex Cigale